Церковь, наука и просвещение
в России XIX в.
Е. О. Шацкий, аспирант
Московского ГУ Культуры и Искусств
Известно, что в России еретиков было значительно меньше, чем на Западе. Факт отрадный для церковных философов, которые провозгласили теорию народа-богоносца. Однако, 1917 г. и последующие, заставляют усомниться в особом благочестии православных. В частности, когда патриарх Тихон 19 января 1918 года предал анафеме Советскую власть, событие было встречено почти полным равнодушием со стороны как правых, так и левых сил (если не считать реакцией декрет от 2 февраля об отделении церкви от государства и школы). Да и раньше, отлучения не мешали массовой поддержке Лжедмитрия, Разина, Пугачева. Антицерковными мотивами пестрит фольклор. Когда знаменитый собиратель сказок Афанасьев издал в 1860 году очередной сборник, обер-прокурор Синода гр. А. П. Толстой направил письмо министру Народного просвещения:
По поводу изданной (т. е., пропущенной цензором Наумовым – Е. Ш.) книги господина Афанасьева под заглавием: «Русские народные легенды» высокопросвещенный митрополит Филарет обратился ко мне с письмом, в котором изъяснил, что… к имени Христа Спасителя и святых в сей книге прибавлены сказки, оскорбляющие благочестивые чувства, нравственность и приличие, и что необходимо отыскать средство к охранению религии и нравственности от печатного кощунства и поругания [1].
Распоряжением Главного управления цензуры было предписано не дозволять к перепечатыванию новым изданием книгу «Народные русские легенды, собранные Афанасьевым», 5000 уже отпечатанных экземпляров были «преданы уничтожению» [8]. А ведь Афанасьев просто собрал сказки, услышанные в «благочестивом» народе.
Для ответа, почему на Руси не явилось большого числа еретиков, вспомним, из кого выходили еретики на Западе. Многие ереси получили поддержку в Парижском университете. Например, аверроизм: признание вечности материи, неразрывности души и тела, отрицание вечной жизни, независимость выводов науки от церковных догм. В XIII – XIV веках в Парижском университете существовал кружок преподавателей-аверроистов: Сигер Брабантский, Госвин (оба убиты в папской тюрьме), Боэций Дакийский (умер в заточении), Жан Жаден и Марсилий Падуанский (бежали от папского суда в Германию). Там же развилась ересь амальрикян: утверждение единства бога и мира, отрицание церковного культа. Руководители группы амальрикян (в т. ч. шесть преподавателей Парижского университета) были сожжены, вместе с только что появившимися в Европе естественнонаучными сочинениями Аристотеля. Вольнодумство было свойственно не только Парижу – приверженцы аверроизма известны также и в Неаполитанском и в Страсбургском университетах. Помимо прочих учёных, среди еретиков оказывались, и это закономерно, доктора богословия (Ян Гус, Мартин Лютер, Джордано Бруно). «Тёмные» еретики, как правило, выходили из людей много знающих и привыкших размышлять. Россия, прямо скажем, здорово отстала в вопросах просвещения от Запада. Какие там университеты… Даже многие священники были неграмотны. Другие же не читали ничего, кроме церковной литературы. В 1601 году литовский канцлер Лев Сапега, бывший в Москве с посольством, расспрашивал бояр о судьбе греческой библиотеки, попавшей в Москву после женитьбы московского князя на византийской царевне. Для нас интересна следующая часть беседы:
Когда г. канцлер спросил первых сенаторов, есть ли у них большое количество книг, то москвичи, имея обычай обо всём отвечать, что у них его великое изобилие, и здесь сказали, что у них много книг у патриарха, а когда спросили какие книги, сказали: псалтыри, послания, евангелия, минеи и вообще церковные книги [2].
Сам Сапега, подтвердив, что бояре «определенно отрицали, чтобы у них была какая-либо знаменитая библиотека, ни какие-либо греческие книги, кроме немногих церковных, как конечно, псалтырь, книга посланий блаженного Павла, евангелий и других этого рода», добавил: «ибо в Москве нет никаких общественных школ и академий» [2]. В конце XVII в. выпускники братья Лихуды основали в Москве Славяно-греко-латинскую академию, но были отставлены от преподавания за преподавание физики и философии – здесь активное участие принял иерусалимский патриарх Досифей [17].
Когда в Санкт-Петербурге была образована Академия Наук, она очень скоро столкнулась с церковью. Раздражение Синода вызвала книга «О множественности миров», второе издание которой было осуществлено при поддержке Ломоносова. «Если бы планета Марс имела обитателей, то кто бы их крестил?» – вопрошали священнослужители. Книгу, по их мнению, следовало «везде отобрать и прислать в Синод», а Академии наук запретить печатать, «как о множестве миров, так и о всём другом, вере святой противном». В 1750 г. Шумахер записал в дневнике: «Кое-кто из духовенства заявил, что профессоры внушают студентам опасные начала». В «Учреждение об университете и гимназии» было внесено требование ректора: «смотреть… прилежно, чтоб профессоры лекции свои порядочно имели, оные по произвольному образцу в Канцелярии апробированному расписали и не учили б ничего, что противно может быть православной греко-российской вере». В 1756 году была запрещена поэма Поппа «Опыт о человеке», которая была переведена учеником Ломоносова под руководством последнего. «К печатанию оной книги Святейшему Синоду позволения дать было несходственно», ибо «издатель оныя книги ни из Священного писания, ни из содержимых в православной нашей церкви узаконений ничего не заимствуя, единственно все мнения на естественных и натуральных понятиях полагает, присовокупляя к тому и Коперникову систему, тако ж и мнения о множестве миров, священному писанию совсем несогласные» [2, С. 409]. В 1757 г. книга вышла, «исправленная» московским архиепископом Амвросием, который заменил стихи о Коперниковой системе и множестве миров собственными виршами противоположного содержания. В 1761 году вышла книга Ломоносова «Явление Венеры на Солнце», в предисловии к которой учёный потребовал, чтобы церковь не вмешивалась в дела науки. Это был прямой ответ Ломоносова на цензурные притязания церкви. Академии удалось отстоять свободу своих изданий от церковной цензуры. Но все публикации Московского университета, основанного в 1755 году, уже были подвержены цензуре Синода.
17 января 1820 года Александр I утвердил инструкцию Казанскому университету:
Цель правительства в образовании студентов состоит в воспитании верных сынов православной церкви… Директор обязан главнейше наблюдать, под строжайшею личною ответственностью и всеми способами власти, ему даруемой, чтобы воспитанникам университета внушено было почтение и любовь к святому евангельскому учению. Для сего обязан он наблюдать, чтобы дух вольнодумства ни открыто, ни скрыто не мог ослаблять учение церкви в преподавании наук философских, исторических или литературы. Директор обязан иметь достовернейшие сведения о духе университетских преподавателей, часто присутствовать на их лекциях, по временам рассматривать тетради студентов, наблюдать, чтобы не прошло что-нибудь вредное в цензуре.
Чтобы студенты ежедневно отправляли в положенное время должные молитвы, все вместе и в присутствии инспектора, чтобы в дни воскресные и важнейших праздников ходили они с инспектором к божественной литургии и занимались, между забав и отдохновения, каким-либо полезным и приличным празднику чтением, хотя один час без принуждения.
Чтобы студенты, отличающиеся христианскими добродетелями, были предпочитаемы всем прочим. Начальство университета приемлет их под особенное покровительство по службе и доставит им все возможные по оной преимущества. Впрочем, какие бы успехи ни оказывали воспитанники в науках, медали, отличившимся назначаемые, не могут быть даны, ежели директор не одобрит их поведения [4].
В 1824 году последовал указ министру народного просвещения:
Повелеваем вам войти в строгое наблюдение, дабы как в изданных, так и впредь издаваемых сочинениях и переводах, особливо же в преподавании по училищам наук, ничего колеблющего веру и благонравие, не укрывалось. Народное благоденствие много от сего пострадать может, и потому обязаны вы пред Богом и пред нами употребить неусыпный за сим надзор, истребляя и обличая всякие, рассеянные в книгах, или иначе внушаемые лжеучения, и не допуская ни в каком виде существовать и вновь появляться оным [5].
Цензурный устав 1826 года предписывал:
159. Всякое сочинение, перевод, подражание или извлечение, в котором отвергается, ослабляется или представляется сомнительным Святое учение откровения, достоверность и святость книг Священного писания, подвергается запрещению.
160. Равным образом запрещаются к напечатанию сочинения и статьи, в которых опровергается или ослабляется непреложная достоверность православия Грекороссийской церкви, или нарушается должное уважение к учению, постановлениям, преданиям и обрядам ее…
187. Относительно к учебным курсам Логики и Философии вообще, Ценсор, при рассматривании их, должен иметь в виду неприкосновенность истин Божественного откровения.
<О медицинских книгах> …наблюдать следует, чтобы вольнодумство и неверие не употребили некоторые из них орудиями к поколебанию в умах людей достоверности священнейших для человека истин, например, как духовность души, внутреннюю свободу и высшее определение в будущей жизни. А посему постановляется в обязанность цензорам, чтобы они тщательно отсекали в рассматриваемых сочинениях всякое к тому покушение [16].
К ведению собственно духовной цензуры Устав отнес: «…книги священного писания, догматические, церковные и вообще духовного и духовно-нравственного содержания на славянском и русском языке», а также «касающиеся церковного управления и церковной истории».
Цензурный Устав 1828 года [7, С. 220] требовал «запрещать издание или продажу тех произведений словесности, наук или искусств, кои в целом составе или в частях своих, вредны в отношении к вере». Собственно духовной цензуре поручались сочинения «совершенно духовного содержания, относящиеся или к догматам веры; или к священной истории».
Циркуляром министра народного просвещения 1833 года, попечителям предписывалось «наблюдать строго, чтобы в уроках профессоров и учителей не укрывалось ничего, колеблющего или ослабляющего учение православной веры» [6, С. 149]. Требовалось также «строго наблюдать», чтобы «в книгохранилищах, назначенных для употребления учеников, не было книг противных вере» [6, С. 150]. Наконец, «было велено читать в классе Новый Завет, Притчи Соломоновы и Премудрости Иисуса, сына Сирахова, для этого учеников собирали в гимназию ежедневно, перед началом занятий за 1/2 часа, а также по праздничным и воскресным дням» [6, С. 147].
Запрет знаменитого «Философского письма» Чаадаева последовал после доноса петербургского митрополита Серафима Бенкендорфу:
Ваше сиятельство!
В январе месяце 1835 года, в. с. объявили мне лично высочайшую его императорского величества волю, чтобы в таких случаях, когда в издаваемых для всеобщего употребления сочинениях усматриваемы будут противные вере, нравственности и общественному устройству суждения либо неблагонамеренности, сообщая замечания свои на то вашему сиятельству для доведения до высочайшего сведения.
Обращая на таковой предмет внимание свое усмотрел я, что в № 15 периодического издания под названием «Телескоп», вышедший в Москве из печати в сентябре сего 1836 года, помещены две таких статьи, в коих всё, что для нас россиян есть священного, поругано, уничтожено, оклеветано, с невероятной предерзостию, и с жестоким оскорблением как для народной чести нашей, так для правительства и даже для исповедуемой нами православной веры. Первая из таковых статей есть философское письмо, сочиненное, как сказано в примечании издателя, одним из наших соотечественников на французском языке, и предлагаемое в русском переводе с обещанием и дальнейшего продолжения. Суждения о России, помещенные в сей негодной статье, столько оскорбительны для чувства, столько опасны, безрассудны и преступны сами по себе, что я не могу принудить себя даже к тому, чтобы хотя одно из них выяснить здесь для примера. Они в особенности заключаются на страницах 280 – 299.
Всего удивительнее, что издатель «Телескопа», отважившийся напечатать во всеобщее известие столь негодную, безрассудную и наполненную самою наглою ложью статью, почитает оную, как значится из собственного его на первом листе примечания, украшением своего журнала, находит в ней возвышенность предмета вместе с глубиною и обширностию взглядов и поставляет на особенное внимание читателей.
В другой статье под заглавием «мнение иностранцев о русском правлении» на стр. 386, сказано: «…у них, русских, есть (что требуется в политике точно также, как и в математике) свой центр и этот центр их император! Учреждение совещательного сейма, составление общего законоположения, одной церкви для всей российской империи и всех ее народов, всё это – и подобное тому, безумно и невозможно».
Не могши представить себе, как возможно русскому издателю журнала дойти до такой дерзости, чтобы распространять между соотечественников столь преступные хулы на отечество, веру и правительство свое, я долгом представляю препроводить при сем к вашему сиятельству в подлиннике вышеозначенный № 15 «Телескопа» и прошу покорнейше все замеченные в нем места довести до высочайшего государя императора сведения [7, С. 246]
Журнал «Телескоп» был закрыт, его издатель Надеждин сослан, автор «Философского письма» Чаадаев взят под надзор и официально объявлен сумасшедшим (сумасшедшим «Письмо» признал и московский митрополит Филарет). Русские философы получили наглядный урок последствий неканонического мышления.
В 1842 году была запрещена диссертация Костомарова «О причинах и характере Унии в Западной России», утвержденная к печатанию философским факультетом Харьковского университета. Поводом к запрещению диссертации Н. И. Костомарова послужило мнение о ней архиепископа Иннокентия (Борисова), который нашел в книге «множество дерзких выражений насчет восточной церкви и ее патриархов» [8]. Архиепископа поддержал министр просвещения Уваров. В итоге, все экземпляры диссертации, которые удалось собрать, были преданы огню.
В 1848 г. СПб. митрополит Григорий обратился к прокурору Св. Синода:
Неоднократно доходили до меня слухи, что некто, иностранец Роде, здесь в Петербурге, в разных высших учебных заведениях, разными картинками, ни упоминая ни слова о Боге-создателе, показывает, что образование нашей земли со всеми ее растениями и животными, не исключая и людей, произошло только от действия естественных сил какой-то первобытной материи, в продолжение не простых шести дней, а шести более или менее длительных периодов. В настоящее время, как сказывают, этот Роде уже делает свои представления публично.
Такое представление, явно колеблющее основание христианства и истребляющее в народе благоговейно признаваемую и чтимую истину о создании земли от Всемогущего, Премудрого и Всеблагого Творца Бога, – весьма вредно для народной веры и нравственности. Посему покорнейше прошу ваше сиятельство, чтобы означенное… представление было прекращено [7, С. 217].
Охота на безбожников доходила и до самых ничтожных мелочей, типа статьи… о вредных грибах:«Грибы – постная пища православных и писать о вредности их – значит подрывать веру и распространять неверие» [7, С. 412].
Любопытны некоторые выкрутасы цензуры школьных учебников после европейских революций 1848 – 1849 годов. Цензурный комитет «исключал из всеобщей истории Магомета, ибо это был "негодяй" и "основатель ложной религии". Цензор Елагин вычеркнул "Силы природы" из физики, вероятно, на основании того, что един Бог всесилен» [9]. Тогда же московский митрополит Филарет потребовал от известного историка профессора Т. Н. Грановского «объяснений, почему я в чтениях по истории не упоминаю о воле и руке Божьей, управляющих событиями и судьбами народов. "О вас говорят, что Вы вредный профессор, что вы затемняете умы верных сынов государя нашего"» [10]. Дело, по счастью, ограничилось выговором.
27 января 1850 г. вышел указ о назначении князя П. Ширинского-Шихматова министром народного просвещения. Князь получил воспитание в духе строгого религиозного благочестия и даже подвизался в жанре духовной поэзии. Митрополит Филарет писал по этому случаю А. Н. Муравьеву: «Князь Ширинский-Шихматов министр просвещения; Норов его товарищ; сии, конечно, пожелают просвещать восточным светом». Просвещение восточным светом началось немедленно. Новый министр заявил, что «польза философии не доказана, а вред от нее возможен». Император Николай, при назначении Ширинского, повелел ему представить соображения, полезно ли преподавание философии при «предосудительном» развитии этой науки германскими учёными, и не следует ли принять меры к ограждению нашего юношества «от обольстительных мудрствований новейших философских систем». Министр представил следующие соображения. Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель «в философских исследованиях своих не замечают даже, существует ли вера христианская, а сами, с помощью одного только ума, дерзновенно мечтают познать начало». Хотя «приняты деятельные меры к наблюдению за духом и направлением преподавания», «сама наука по шаткости своих начал» «всегда представляет случаи к поползновению». Князь признавал поэтому необходимым «изъять» из преподавания философии теорию познания, метафизику и нравственную философию; последнюю «по практической бесполезности ее для молодых людей, ознакомленных с нравоучением христианским». Доклад был одобрен и повелено читать одну логику и психологию, причем соединить кафедру философии и богословия [11].
27 июня 1850 г. цензура возмутилась по поводу того, что «в Курских Губернских Ведомостях 1850, № 16 и 17, помещена статья В. Гутцейста "Об ископаемых Курской губернии"». «Нельзя не обратить внимание, что в ней миросозерцание и образование нашей планеты и самое появление на свете человека изображается и объясняется по понятиям некоторых геологов, вовсе несогласным с космогониею Моисея в его книге Бытия» [12].
В 1851 году «Всеобщая гражданская история классного и домашнего употребления», составленная преподавателем всеобщей истории при Тверской семинарии священником Николаем Сокольским, была запрещена из-за отдела, посвященного истории философии. «Здесь говорится между прочим, что в философии прославились Юм, Фихте, Гельвеций, Руссо, Вольтер и множество сочинителей больших энциклопедий. Но Руссо, Вольтер и другие из поименованных известны, как разрушители верований, как отрицатели божественного учения церкви: и потому не странно ли, что пастырь церкви относит труды их к усовершенствованию философии». После секретного расследования Синод вынес решение: «Священника Н. Сокольского уволить от учительской должности в Тверской семинарии, т. к. сочиненная им история обнаруживает в нем недостаток опытности и осмотрительности, сделанные на книгу замечания объявить через академическое правление с воспрещением продажи книги» [8].
В 1866 году была издана книга И. М. Сеченова: «Рефлексы головного мозга», в которой учёный материалистически объяснил психические процессы. Петербургский митрополит потребовал, чтобы автора «сослали для смирения и исправления» [13] в Соловецкий монастырь. Царило более-менее либеральное время реформ и дело ограничилось тем, что книга год не допускалась в продажу.
В 1868 году досталось двум философам эпохи Просвещения. Комитет духовной цензуры признал необходимым уничтожить «Философию истории» Вольтера, так как она «до такой степени переполнена вредными местами, что опровержение должно равняться по своему объему самой книге» (уничтожена 9 декабря 1872 года). Синод попросил министра Внутренних дел распорядиться об уничтожении «О сущности, форме и власти государства» Томаса Гоббса, в которой «встречаются мысли и выражения, явно противные Священному Писанию и учению православной церкви, простирающиеся до дерзкого кощунства» [8].
Труды немецкого естествоиспытателя Геккеля запрещались в России в 1873, 1879 и 1902 гг. (последние два раза были сожжены). В 1886 г., по настоянию духовной цензуры, была запрещена книга известного французского астронома Фламмариона. В 1893 г. – в списки запрещенных книг попала «Автобиография земли» английского ученого Т. Н. Гетчисона [3, С. 433].
Не оставляли в покое и образование. В 1882 году российское правительство обеспокоилось тем, что учащиеся народных начальных училищ не могут по окончании училища «поддерживать в себе знания, приобретённые в школе», в частности, за неимением книг. Министр народного просвещения предложил дарить выпускникам следующий набор: молитвенник, псалтырь, Священная история, Евангелие, Служебник. «Такой дар, – утверждал министр, – доставит им возможность поддерживать в себе наиболее необходимые в жизни знания из школьного образования». Российский библиограф А. И. Калмыкова попыталась добиться включения в каталог книг, разрешённых для народных школ, научно-популярной брошюры о происхождении грома и молнии. Ответ чиновника Министерства народного просвещения был категорически отрицательным: «Вы считаете необходимым, чтобы крестьяне знали, что такое электричество, а мы считаем, что для них гораздо полезнее при звуках грома думать: пророк Илья на колеснице катается по небу». Интересный отзыв из регионов (Самарский уездный комитет): «Доносы нашего духовенства заставляют покидать деревню лучших деятелей народной школы. Достаточно учителю взять какую-нибудь книгу, к примеру сказать Дарвина… как уже летит донос по начальству» [14]. Церковь знала, что делала: согласно статистике конца 90-х, среди «преступников против веры» доля грамотных была в полтора раза выше, а процент людей с высшим образованием в два раза выше, чем среди осужденных за обычные преступления [15].
Есть все основания полагать, что неразвитость науки в России и отсталость России от стран Европы в культурном отношении были связаны, именно, с запретом на свободомыслие. Этот запрет поддерживался жестким церковным надзором за просвещением.
Литература
Пропп В. Я. Предисловие // Народные русские сказки в трех томах. Т. 1. – М., 1957. – С. XII – XIII; Письмо Филарета см. Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского по учебным, и церковно-государственным вопросам, издаваемое под ред. Преосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского. Том дополнит. СПб., 1887. – С. 527
Белокуров С. А. О библиотеке московских государей в XVI столетии. – М., 1899. – С. DXXI – DXXIV
Богданов А. Перо и крест: Русские писатели под церковным судом. – М., 1990
Сборник постановлений по министерству народного просвещения. Т. 1. Царствование имп. Александра I. – СПб., 1864. – стлб. 1199 – 1220
Чтения в Обществе истории и древностей российских, 1868, Т. 3. – С. 121 – 127
История России в XIX веке. Т. 4. – М.: Гранат, 1908. – С. 149
Скобичевский А. М. Очерки истории русской цензуры (1700 – 1863). – СПб., 1892
Добровольский Л. Л. Запрещенная книга в России: 1825 – 1904: Архивно-библиографические изыскания. – М., 1962
История русской литературы XIX в. / Под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского. Т. 1. – М.: Мир, 1908. – С. 243
Грановский Т. Н. Письмо к Я. М. Неверову. 28 декабря 1849 г.
Энгельгардт Н. История русской литературы XIX столетия. Т. 2. – Петроград, 1915. – С. 3 – 4
Лемке М. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. – СПб., 1904. – С. 267
Безелянский Ю. От Рюрика до Ельцина: Календарь российской истории. – М., 1993. – С. 211
Прокопович С. Н. Местные люди о нуждах России. – СПб., 1904. – С. 58
Религиозные преступления в России // Вестник права. – 1899. – № 4
Полное Собрание Законов. Т. 28. – СПб., 1830. – С. 564
Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. – СПб., 1889. – С. 285 – 331
а доказательства что этот сгоревший посёлок и есть Содом мне показались притянутыми за уши.
.
Второе - не оскорбление, хоть режьте. 
